Роман построен по принципу дневниковых записей главного героя Антуана Рокантена, объездившего Центральную Европу, Северную Африку, Дальний Восток и уже три года как обосновавшегося в городе Бувиле, чтобы завершить свои исторические изыскания, посвящённые маркизу де Рольбону, жившему в XVIII в.
В начале января 1932 г. Антуан Рокантен вдруг начинает ощущать в себе изменения. Его захлёстывает некое неведомое до сих пор ощущение, похожее на лёгкий приступ безумия. Впервые оно охватывает его на берегу моря, когда он собирается бросить в воду гальку. Камень кажется ему чужеродным, но живым. Все предметы, на которых герой задерживает взгляд, кажутся ему живущими собственной жизнью, навязчивыми и таящими опасность. Это состояние часто мешает Рокантену работать над его историческим трудом о маркизе де Рольбоне, который был видной фигурой при дворе королевы Марии Антуанетты, единственным наперсником герцогини Ангулемской, побывал в России и, по всей видимости, приложил руку к убийству Павла I.
Десять лет назад, когда Рокантен только узнал о маркизе, он в него в буквальном смысле влюбился и после многолетних путешествий почти по всему земному шару три года назад решил обосноваться в Бувиле, где в городской библиотеке собран богатейший архив: письма маркиза, часть его дневника, разного рода документы. Однако с недавних пор он начинает ощущать, что маркиз де Рольбон ему смертельно надоел. Правда, на взгляд Рокантена, маркиз де Рольбон является единственным оправданием его собственного бессмысленного существования.
Все чаще и чаще его настигает то новое для него состояние, которому больше всего подходит название «тошнота». Она накатывает на Рокантена приступами, и все меньше и меньше остаётся мест, где он может от неё скрыться. Даже в кафе, куда он часто ходит, среди людей ему не удаётся от неё спрятаться. Он просит официантку поставить пластинку с его любимой песней «Some of these days». Музыка ширится, нарастает, заполняет зал своей металлической прозрачностью, и Тошнота исчезает. Рокантен счастлив. Он размышляет о том, каких вершин смог бы он достичь, если бы тканью мелодии стала его собственная жизнь.
Рокантен часто вспоминает о своей возлюбленной Анни, с которой расстался шесть лет назад. После нескольких лет молчания он вдруг получает от неё письмо, в котором Анни сообщает, что через несколько дней будет проездом в Париже, и ей необходимо с ним увидеться. В письме нет ни обращения, например «дорогой Антуан», ни обычного вежливого прощания. Он узнает в этом её любовь к совершенству. Она всегда стремилась воплощать «совершенные мгновения». Некие мгновения в её глазах обладали скрытым смыслом, который надо было «вылущить» из него и довести до совершенства. Но Рокантен всегда попадал впросак, и в эти минуты Анни его ненавидела. Когда они были вместе, все три года, они не позволяли ни единому мгновению, будь то моменты горести или счастья, отделиться от них и стать минувшими. Они все удерживали в себе. Вероятно, и расстались они по обоюдному согласию из-за того, что груз этот стал слишком тяжёл.
В дневные часы Антуан Рокантен часто работает в читальном зале бувильской библиотеки. В 1930 г. там же он познакомился с неким Ожье П., канцелярским служащим, которому дал прозвище Самоучка, потому что тот проводил в библиотеке все своё свободное время и штудировал все имеющиеся здесь книги в алфавитном порядке. Этот Самоучка приглашает Рокантена пообедать с ним, ибо, судя по всему, собирается поведать ему нечто очень важное. Перед закрытием библиотеки на Рокантена вновь накатывает Тошнота. Он выходит на улицу в надежде, что свежий воздух поможет ему от неё избавиться, смотрит на мир, все предметы кажутся ему какими-то зыбкими, словно обессилевшими, он ощущает, что над городом нависла угроза. Насколько хрупкими кажутся ему все существующие в мире преграды! За одну ночь мир может измениться до неузнаваемости, и не делает этого только потому, что ему лень. Однако в данный момент у мира такой вид, будто он хочет стать другим. А в этом случае может случиться все, абсолютно все. Рокантену чудится, как из маленького прыщика на щеке ребёнка вылупляется третий, насмешливый глаз, как язык во рту превращается в чудовищную сороконожку. Рокантену страшно. Приступы ужаса накатывают на него и в своей комнате, и в городском саду, и в кафе, и на берегу моря.
Рокантен идёт в музей, где висят портреты известных всему миру мужей. Там он ощущает свою посредственность, необоснованность своего существования, понимает, что уже не напишет книги о Рольбоне. Он просто не может больше писать. Перед ним внезапно встаёт вопрос, куда же ему девать свою жизнь? Маркиз де Рольбон был его союзником, он нуждался в Рокантене, чтобы существовать, Рокантен — в нем, чтобы не чувствовать своего существования. Он переставал замечать, что сам существует; он существовал в обличье маркиза. А теперь эта накатившаяся на него Тошнота и стала его существованием, от которого он не может избавиться, которое он принуждён влачить.
В среду Рокантен идёт с Самоучкой в кафе обедать в надежде, что на время сумеет избавиться от Тошноты. Самоучка рассказывает ему о своём понимании жизни и спорит с Рокантеном, уверяющим его в том, что в существовании нет ни малейшего смысла. Самоучка считает себя гуманистом и уверяет, что смысл жизни — это любовь к людям. Он рассказывает о том, как, будучи военнопленным, однажды в лагере попал в барак, битком набитый мужчинами, как на него снизошла «любовь» к этим людям, ему хотелось их всех обнять. И каждый раз, попадая в этот барак, даже когда он был пустым, Самоучка испытывал невыразимый восторг. Он явно путает идеалы гуманизма с ощущениями гомосексуального характера, Рокантена вновь захлёстывает Тошнота, своим поведением он даже пугает Самоучку и остальных посетителей кафе. Весьма неделикатно откланявшись, он спешит выбраться на улицу.
Вскоре в библиотеке происходит скандал. Один из служителей библиотеки, давно следящий за Самоучкой, подлавливает его, когда тот сидит в обществе двух мальчуганов и гладит одного из них по руке, обвиняет его в низости, в том, что он пристаёт к детям, и, дав ему в нос кулаком, с позором выгоняет из библиотеки, грозя вызвать полицию.
В субботу Рокантен приезжает в Париж и встречается с Анни. За шесть лет Анни очень пополнела, у неё усталый вид. Она изменилась не только внешне, но и внутренне. Она больше не одержима «совершенными мгновениями», ибо поняла, что всегда найдётся кто-то, кто их испортит. Раньше она считала, что существуют некие эмоции, состояния: Любовь, Ненависть, Смерть, которые порождают «выигрышные ситуации» — строительный материал для «совершенных мгновений», а теперь поняла, что эти чувства находятся внутри неё. Теперь она вспоминает события своей жизни и выстраивает их, кое-что подправляя, в цепочку «совершенных мгновений». Однако сама она не живёт в настоящем, считает себя «живым мертвецом». Надежды Рокантена на возобновление отношений с Анни рушатся, она уезжает в Лондон с мужчиной, у которого находится на содержании, а Рокантен намерен насовсем переселиться в Париж. Его все ещё терзает ощущение абсурдности своего существования, сознание того, что он «лишний».
Заехав в Бувиль, чтобы собрать вещи и расплатиться за гостиницу, Рокантен заходит в кафе, где прежде проводил немало времени. Его любимая песня, которую он просит поставить ему на прощание, заставляет его подумать о её авторе, о певице, которая её исполняет. Он испытывает к ним глубокую нежность. На него словно бы находит озарение, и он видит способ, который поможет ему примириться с собой, со своим существованием. Он решает написать роман. Если хоть кто-нибудь в целом мире, прочитав его, вот так же, с нежностью, подумает о его авторе, Антуан Рокантен будет счастлив.
источник
«Тошнота» была написана Жан-Полем Сартром в 1938 году, во время пребывания писателя в Гавре. По своему жанру это произведение относится к философскому роману. В нём производится анализ классических проблем, присущих экзистенциализму как литературному направлению: осмысление субъектом категории существования и вытекающие из него (осмысления) положения абсурдности человеческой жизни, её бессмысленности и тяжести для мыслящего сознания.
По своей форме «Тошнота» представляет собой дневник тридцатилетнего историка Антуана Рокантена. В нём герой тщательно и подробно описывает своё открытие категории существования окружающего его мира и себя, как его составной части. Живущий на ренту и занимающейся историческими изысканиями, персонаж избавлен писателем от необходимости трудиться, а значит – быть погружённым в социум. Антуан Рокантен живёт один. В прошлом у него была большая любовь с Анни – актрисой, помешанной на создании «совершенных мгновений». В настоящем герой ещё только приближается к пониманию того, что же это такое. Время для Рокантена – важная сторона существования. Он чувствует его, как череду мгновений, каждое из которых тянет за собой другое. Необратимость времени он ощущает как «чувство приключения», а себя в такие минуты видит «героем романа». Периодами Рокантен воспринимает время как ёмкую субстанцию, в которой вязнет окружающая реальность. Глядя на события, происходящие в настоящем, герой понимает, что ничего, кроме текущего времени нет и быть не может: прошлое давно исчезло, а будущее – бессмысленно, потому что в нём не происходит ничего важного. Но что больше всего пугает Рокантена – так это окружающие его предметы и его собственное тело. С каждой новой записью он всё глубже проникает в суть вещей и понимает, что они ничем не отличаются друг от друга: красная скамейка трамвая вполне может быть издохшим ослом, а его рука – шевелящим лапками крабом. Как только предметы начинают терять свои имена, на героя наваливается вся тяжесть познания. Подступающая к нему Тошнота – это «бьющая в глаза очевидность», с которой ему сложно примириться.
Композиция романа отличается логичностью выстраиваемых художественных эпизодов, вырастающих к финалу в классические философские рассуждения о существовании. Стиль «Тошноты» тесно связан с общим ходом повествования: в начале он напоминает дневниковые записи обычного человека, затем перерастает в историческую публицистичность, затем приобретает черты обычного художественного стиля (яркого, метафоричного) и заканчивается чёткими философскими положениями, выражающими основные выводы, к которым пришёл главный герой произведения:
- он чувствует себя лишним и понимает, что даже смерть не изменит этого состояния, поскольку его мёртвая плоть будет такой же лишней;
- существование – мира и человека – не имеет причин, а значит и лишёно смысла;
- весь ужас существования в том, что оно уже есть – в мире существует даже то, что не хочет существовать, поскольку просто «не может не существовать».
Осознание героем этих простых истин завершается пониманием его одиночества, свободы и, как следствие, духовной смерти. В Бога Рокантен не верит, человеческому обществу – не принадлежит, а любовь в лице Анни для него навсегда потеряна, поскольку она уже давно пришла к выводу о том, что нет в мире «совершенных мгновений», а она – самый обычный «живой мертвец». Такие же одиночки, как и он сам, ничем не могут помочь Рокантену. Таким людям скучно друг с другом. С одиночками же склада Самоучки герою просто не по пути, поскольку он относится к людям равнодушно: он их не любит, но и не ненавидит. Люди для Рокантена – это всего лишь ещё одна субстанция бытия.
Выход из состояния Тошноты герой находит в творчестве. Слушая на протяжении всего романа старую пластинку с песней Негритянки, Рокантен как будто возносится над временем. По его мнению, музыка не принадлежит общему существованию. Она – сама по себе, как чувство, как эмоция, как порыв души. И именно через музыку герой приходит к мысли о том, что преодолеть тяжесть окружающего мира можно, написав книгу, которая покажет людям прекрасную часть существования.
Анализ «Тошноты» — не единственное, что есть на GoldLit:
источник
никакой значимости в коллективе,
Эти тетради были обнаружены в бумагах Антуана Рокантена. Мы публикуем их, ничего в них не меняя.
Первая страница не датирована, но у нас есть веские основания полагать, что запись сделана за несколько недель до того, как начат сам дневник. Стало быть, она, вероятно, относится самое позднее к первым числам января 1932 года.
В эту пору Антуан Рокантен, объездивший Центральную Европу, Северную Африку и Дальний Восток, уже три года как обосновался в Бувиле, чтобы завершить свои исторические разыскания, посвященные маркизу де Рольбону.
Пожалуй, лучше всего делать записи изо дня в день. Вести дневник, чтобы докопаться до сути. Не упускать оттенков, мелких фактов, даже если кажется, что они несущественны, и, главное, привести их в систему. Описывать, как я вижу этот стол, улицу, людей, мой кисет, потому что ЭТО-ТО и изменилось. Надо точно определить масштаб и характер этой перемены.
Взять хотя бы вот этот картонный футляр, в котором я держу пузырек с чернилами. Надо попытаться определить, как я видел его до и как я теперь[1]. Ну так вот, это прямоугольный параллелепипед, который выделяется на фоне… Чепуха, тут не о чем говорить. Вот этого как раз и надо остерегаться – изображать странным то, в чем ни малейшей странности нет. Дневник, по-моему, тем и опасен: ты все время начеку, все преувеличиваешь и непрерывно насилуешь правду. С другой стороны, совершенно очевидно, что у меня в любую минуту – по отношению хотя бы к этому футляру или к любому другому предмету – может снова возникнуть позавчерашнее ощущение. Я должен всегда быть к нему готовым, иначе оно снова ускользнет у меня между пальцев. Не надо ничего[2], а просто тщательно и в мельчайших подробностях записывать все, что происходит.
Само собой, теперь я уже не могу точно описать все то, что случилось в субботу и позавчера, с тех пор прошло слишком много времени. Могу сказать только, что ни в том, ни в другом случае не было того, что обыкновенно называют «событием». В субботу мальчишки бросали в море гальку – «пекли блины», – мне захотелось тоже по их примеру бросить гальку в море. И вдруг я замер, выронил камень и ушел. Вид у меня, наверно, был странный, потому что мальчишки смеялись мне вслед.
Такова сторона внешняя. То, что произошло во мне самом, четких следов не оставило. Я увидел нечто, от чего мне стало противно, но теперь я уже не знаю, смотрел ли я на море или на камень. Камень был гладкий, с одной стороны сухой, с другой – влажный и грязный. Я держал его за края, растопырив пальцы, чтобы не испачкаться.
Позавчерашнее было много сложнее. И к нему еще добавилась цепочка совпадений и недоразумений, для меня необъяснимых. Но не стану развлекаться их описанием. В общем-то ясно: я почувствовал страх или что-то в этом роде. Если я пойму хотя бы, чего я испугался, это уже будет шаг вперед.
Занятно, что мне и в голову не приходит, что я сошел с ума, наоборот, я отчетливо сознаю, что я в полном рассудке: перемены касаются окружающего мира. Но мне хотелось бы в этом убедиться.
В конце концов, может, это и впрямь был легкий приступ безумия. От него не осталось и следа. Сегодня странные ощущения прошлой недели кажутся мне просто смешными, я не в состоянии их понять. Нынче вечером я прекрасно вписываюсь в окружающий мир, не хуже любого добропорядочного буржуа. Вот мой номер в отеле, окнами на северо-восток. Внизу – улица Инвалидов Войны и стройплощадка нового вокзала. Из окна мне видны красные и белые рекламные огни кафе «Приют путейцев» на углу бульвара Виктора Нуара. Только что прибыл парижский поезд. Из старого здания вокзала выходят и разбредаются по улицам пассажиры. Я слышу шаги и голоса. Многие ждут последнего трамвая. Должно быть, они сбились унылой кучкой у газового фонаря под самым моим окном. Придется им постоять еще несколько минут – трамвай придет не раньше чем в десять сорок пять. Лишь бы только этой ночью не приехали коммивояжеры: мне так хочется спать, я уже так давно недосыпаю. Одну бы спокойную ночь, одну-единственную, и все снимет как рукой.
Одиннадцать сорок пять, бояться больше нечего – коммивояжеры были бы уже здесь. Разве что появится господин из Руана. Он является каждую неделю, ему оставляют второй номер на втором этаже – тот, в котором биде. Он еще может притащиться, он частенько перед сном пропускает стаканчик в «Приюте путейцев». Впрочем, он не из шумных. Маленький, опрятный, с черными нафабренными усами и в парике. А вот и он.
Когда я услышал, как он поднимается по лестнице, меня даже что-то кольнуло в сердце – так успокоительно звучали его шаги: чего бояться в мире, где все идет заведенным порядком? По-моему, я выздоровел.
А вот и трамвай, семерка. Маршрут: Бойня – Большие доки. Он возвещает о своем прибытии громким лязгом железа. Потом отходит. До отказа набитый чемоданами и спящими детьми, он удаляется в сторону доков, к заводам, во мрак восточной части города. Это предпоследний трамвай, последний пройдет через час.
Сейчас я лягу. Я выздоровел, не стану, как маленькая девочка, изо дня в день записывать свои впечатления в красивую новенькую тетрадь. Вести дневник стоит только в одном случае – если…[4]
Понедельник, 29 января 1932 года
Со мной что-то случилось, сомнений больше нет. Эта штука выявилась как болезнь, а не так, как выявляется нечто бесспорное, очевидное. Она проникла в меня исподтишка, капля по капле: мне было как-то не по себе, как-то неуютно – вот и все. А угнездившись во мне, она затаилась, присмирела, и мне удалось убедить себя, что ничего у меня нет, что тревога ложная. И вот теперь это расцвело пышным цветом.
Не думаю, что ремесло историка располагает к психологическому анализу. В нашей сфере мы имеем дело только с нерасчлененными чувствами, им даются родовые наименования – например, Честолюбие или Корысть. Между тем, если бы я хоть немного знал самого себя, воспользоваться этим знанием мне следовало бы именно теперь.
Например, что-то новое появилось в моих руках – в том, как я, скажем, беру трубку или держу вилку. А может, кто его знает, сама вилка теперь как-то иначе дается в руки. Вот недавно я собирался войти в свой номер и вдруг замер – я почувствовал в руке холодный предмет, он приковал мое внимание какой-то своей необычностью, что ли. Я разжал руку, посмотрел – я держал всего-навсего дверную ручку. Или утром в библиотеке, ко мне подошел поздороваться Самоучка[5], а я не сразу его узнал. Передо мной было незнакомое лицо и даже не в полном смысле слова лицо. И потом, кисть его руки, словно белый червяк в моей ладони. Я тотчас разжал пальцы, и его рука вяло повисла вдоль тела.
То же самое на улицах – там множество непрестанных подозрительных звуков.
Стало быть, за последние недели произошла перемена. Но в чем? Это некая абстрактная перемена, ни с чем конкретным не связанная. Может, это изменился я? А если не я, то, стало быть, эта комната, этот город, природа; надо выбирать.
Думаю, что изменился я, – это самое простое решение. И самое неприятное. Но все же я должен признать, что мне свойственны такого рода внезапные превращения. Дело в том, что размышляю я редко и во мне накапливается множество мелких изменений, которых я не замечаю, а потом в один прекрасный день совершается настоящая революция. Вот почему людям представляется, что я веду себя в жизни непоследовательно и противоречиво. К примеру, когда я уехал из Франции, многие считали мой поступок блажью. С таким же успехом они могли бы толковать о блажи, когда после шестилетних скитаний я внезапно вернулся во Францию. Я, как сейчас, вижу себя вместе с Мерсье в кабинете этого французского чиновника, который в прошлом году вышел в отставку в связи с делом Петру. А тогда Мерсье собирался в Бенгалию с какими-то археологическими планами. Мне всегда хотелось побывать в Бенгалии, и он стал уговаривать меня поехать с ним. С какой целью, я теперь и сам не пойму. Может, он не доверял Порталю и надеялся, что я буду за ним присматривать. У меня не было причин для отказа. Даже если бы в ту пору я догадался об этой маленькой хитрости насчет Порталя, тем больше оснований у меня было с восторгом принять предложение. А меня точно разбил паралич, я не мог вымолвить ни слова. Я впился взглядом в маленькую кхмерскую статуэтку на зеленом коврике рядом с телефонным аппаратом. И мне казалось, что я весь до краев налился то ли лимфой, то ли теплым молоком. Мерсье с ангельским терпением, маскировавшим некоторое раздражение, втолковывал мне:
– Вы же понимаете, мне надо все официально оформить. Я уверен, что в конце концов вы скажете «да», так лучше уж соглашайтесь сразу.
источник
никакой значимости в коллективе,
Эти тетради были обнаружены в бумагах Антуана Рокантена. Мы публикуем их, ничего в них не меняя.
Первая страница не датирована, но у нас есть веские основания полагать, что запись сделана за несколько недель до того, как начат сам дневник. Стало быть, она, вероятно, относится самое позднее к первым числам января 1932 года.
В эту пору Антуан Рокантен, объездивший Центральную Европу, Северную Африку и Дальний Восток, уже три года как обосновался в Бувиле, чтобы завершить свои исторические разыскания, посвященные маркизу де Рольбону.
Пожалуй, лучше всего делать записи изо дня в день. Вести дневник, чтобы докопаться до сути. Не упускать оттенков, мелких фактов, даже если кажется, что они несущественны, и, главное, привести их в систему. Описывать, как я вижу этот стол, улицу, людей, мой кисет, потому что ЭТО-ТО и изменилось. Надо точно определить масштаб и характер этой перемены.
Взять хотя бы вот этот картонный футляр, в котором я держу пузырек с чернилами. Надо попытаться определить, как я видел его до и как я теперь[1]. Ну так вот, это прямоугольный параллелепипед, который выделяется на фоне… Чепуха, тут не о чем говорить. Вот этого как раз и надо остерегаться – изображать странным то, в чем ни малейшей странности нет. Дневник, по-моему, тем и опасен: ты все время начеку, все преувеличиваешь и непрерывно насилуешь правду. С другой стороны, совершенно очевидно, что у меня в любую минуту – по отношению хотя бы к этому футляру или к любому другому предмету – может снова возникнуть позавчерашнее ощущение. Я должен всегда быть к нему готовым, иначе оно снова ускользнет у меня между пальцев. Не надо ничего[2], а просто тщательно и в мельчайших подробностях записывать все, что происходит.
Само собой, теперь я уже не могу точно описать все то, что случилось в субботу и позавчера, с тех пор прошло слишком много времени. Могу сказать только, что ни в том, ни в другом случае не было того, что обыкновенно называют «событием». В субботу мальчишки бросали в море гальку – «пекли блины», – мне захотелось тоже по их примеру бросить гальку в море. И вдруг я замер, выронил камень и ушел. Вид у меня, наверно, был странный, потому что мальчишки смеялись мне вслед.
Такова сторона внешняя. То, что произошло во мне самом, четких следов не оставило. Я увидел нечто, от чего мне стало противно, но теперь я уже не знаю, смотрел ли я на море или на камень. Камень был гладкий, с одной стороны сухой, с другой – влажный и грязный. Я держал его за края, растопырив пальцы, чтобы не испачкаться.
Позавчерашнее было много сложнее. И к нему еще добавилась цепочка совпадений и недоразумений, для меня необъяснимых. Но не стану развлекаться их описанием. В общем-то ясно: я почувствовал страх или что-то в этом роде. Если я пойму хотя бы, чего я испугался, это уже будет шаг вперед.
Занятно, что мне и в голову не приходит, что я сошел с ума, наоборот, я отчетливо сознаю, что я в полном рассудке: перемены касаются окружающего мира. Но мне хотелось бы в этом убедиться.
В конце концов, может, это и впрямь был легкий приступ безумия. От него не осталось и следа. Сегодня странные ощущения прошлой недели кажутся мне просто смешными, я не в состоянии их понять. Нынче вечером я прекрасно вписываюсь в окружающий мир, не хуже любого добропорядочного буржуа. Вот мой номер в отеле, окнами на северо-восток. Внизу – улица Инвалидов Войны и стройплощадка нового вокзала. Из окна мне видны красные и белые рекламные огни кафе «Приют путейцев» на углу бульвара Виктора Нуара. Только что прибыл парижский поезд. Из старого здания вокзала выходят и разбредаются по улицам пассажиры. Я слышу шаги и голоса. Многие ждут последнего трамвая. Должно быть, они сбились унылой кучкой у газового фонаря под самым моим окном. Придется им постоять еще несколько минут – трамвай придет не раньше чем в десять сорок пять. Лишь бы только этой ночью не приехали коммивояжеры: мне так хочется спать, я уже так давно недосыпаю. Одну бы спокойную ночь, одну-единственную, и все снимет как рукой.
Одиннадцать сорок пять, бояться больше нечего – коммивояжеры были бы уже здесь. Разве что появится господин из Руана. Он является каждую неделю, ему оставляют второй номер на втором этаже – тот, в котором биде. Он еще может притащиться, он частенько перед сном пропускает стаканчик в «Приюте путейцев». Впрочем, он не из шумных. Маленький, опрятный, с черными нафабренными усами и в парике. А вот и он.
Когда я услышал, как он поднимается по лестнице, меня даже что-то кольнуло в сердце – так успокоительно звучали его шаги: чего бояться в мире, где все идет заведенным порядком? По-моему, я выздоровел.
А вот и трамвай, семерка. Маршрут: Бойня – Большие доки. Он возвещает о своем прибытии громким лязгом железа. Потом отходит. До отказа набитый чемоданами и спящими детьми, он удаляется в сторону доков, к заводам, во мрак восточной части города. Это предпоследний трамвай, последний пройдет через час.
Сейчас я лягу. Я выздоровел, не стану, как маленькая девочка, изо дня в день записывать свои впечатления в красивую новенькую тетрадь. Вести дневник стоит только в одном случае – если…[4]
Понедельник, 29 января 1932 года
Со мной что-то случилось, сомнений больше нет. Эта штука выявилась как болезнь, а не так, как выявляется нечто бесспорное, очевидное. Она проникла в меня исподтишка, капля по капле: мне было как-то не по себе, как-то неуютно – вот и все. А угнездившись во мне, она затаилась, присмирела, и мне удалось убедить себя, что ничего у меня нет, что тревога ложная. И вот теперь это расцвело пышным цветом.
Не думаю, что ремесло историка располагает к психологическому анализу. В нашей сфере мы имеем дело только с нерасчлененными чувствами, им даются родовые наименования – например, Честолюбие или Корысть. Между тем, если бы я хоть немного знал самого себя, воспользоваться этим знанием мне следовало бы именно теперь.
Например, что-то новое появилось в моих руках – в том, как я, скажем, беру трубку или держу вилку. А может, кто его знает, сама вилка теперь как-то иначе дается в руки. Вот недавно я собирался войти в свой номер и вдруг замер – я почувствовал в руке холодный предмет, он приковал мое внимание какой-то своей необычностью, что ли. Я разжал руку, посмотрел – я держал всего-навсего дверную ручку. Или утром в библиотеке, ко мне подошел поздороваться Самоучка[5], а я не сразу его узнал. Передо мной было незнакомое лицо и даже не в полном смысле слова лицо. И потом, кисть его руки, словно белый червяк в моей ладони. Я тотчас разжал пальцы, и его рука вяло повисла вдоль тела.
То же самое на улицах – там множество непрестанных подозрительных звуков.
Стало быть, за последние недели произошла перемена. Но в чем? Это некая абстрактная перемена, ни с чем конкретным не связанная. Может, это изменился я? А если не я, то, стало быть, эта комната, этот город, природа; надо выбирать.
Думаю, что изменился я, – это самое простое решение. И самое неприятное. Но все же я должен признать, что мне свойственны такого рода внезапные превращения. Дело в том, что размышляю я редко и во мне накапливается множество мелких изменений, которых я не замечаю, а потом в один прекрасный день совершается настоящая революция. Вот почему людям представляется, что я веду себя в жизни непоследовательно и противоречиво. К примеру, когда я уехал из Франции, многие считали мой поступок блажью. С таким же успехом они могли бы толковать о блажи, когда после шестилетних скитаний я внезапно вернулся во Францию. Я, как сейчас, вижу себя вместе с Мерсье в кабинете этого французского чиновника, который в прошлом году вышел в отставку в связи с делом Петру. А тогда Мерсье собирался в Бенгалию с какими-то археологическими планами. Мне всегда хотелось побывать в Бенгалии, и он стал уговаривать меня поехать с ним. С какой целью, я теперь и сам не пойму. Может, он не доверял Порталю и надеялся, что я буду за ним присматривать. У меня не было причин для отказа. Даже если бы в ту пору я догадался об этой маленькой хитрости насчет Порталя, тем больше оснований у меня было с восторгом принять предложение. А меня точно разбил паралич, я не мог вымолвить ни слова. Я впился взглядом в маленькую кхмерскую статуэтку на зеленом коврике рядом с телефонным аппаратом. И мне казалось, что я весь до краев налился то ли лимфой, то ли теплым молоком. Мерсье с ангельским терпением, маскировавшим некоторое раздражение, втолковывал мне:
источник
Жана-Поля Сартра, знаменитого писателя и философа, называют одним из «отцов» экзистенциализма. Сартр окончил Эколь нормаль (Высшую нормальную школу) в Париже с диссертацией по философии, после чего преподавал философию в различных лицеях Франции (с 1929 по 1944 годы). Впоследствии полностью посвятил себя литературной деятельности, выражая в художественных произведениях свои философские взгляды.
Жан-Поль Шарль Эмар Сартр – французский писатель и философ, представитель экзистенциализма. Лауреат Нобелевской премии по литературе 1964 года (отказался от премии). Годы жизни – 1905–1980. Роман «Тошнота» – опубликован в 1938.
Сартр всегда был бунтарем, «левым», шел «против течения». Он являлся участником революции во Франции 1968 года, да и в течение всей жизни не оставлял оппозиционных взглядов. Так, в 1964 году Сартр был удостоен Нобелевской премии по литературе «за богатое идеями, пронизанное духом свободы и поисками истины творчество, оказавшее огромное влияние на наше время». Но писатель отказался принять награду, мотивировав это тем, что он не хочет быть чем-либо обязанным любому социальному институту и ставить под сомнение свою независимость. В скором времени Жан-Поль Сартр заявил о прекращении своей литературной деятельности, назвав литературу суррогатом действенного преобразования мира. В предсмертной беседе со своим секретарем Сартр сказал: «Мои сочинения неудачны. Я не сказал ни всего, что хотел, ни так, как я этого хотел. Думаю, будущее опровергнет многие мои суждения; надеюсь, некоторые из них выдержат испытание, но во всяком случае История не спеша движется к пониманию человека человеком…».
Темы романа «Тошнота» вполне типичны для философии экзистенциалистов – абсурд, одиночество, страх, фаталистичность, бессмысленность и иррациональность жизни, отчаяние… Еще одна из тем Сартра – свобода и связанные с нею трудности
Но как бы то ни было, произведения Сартра прочно вошли в мировую литературу и по сей день продолжают оказывать громадное влияние на умы человечества. Первым романом Ж.-П. Сартра была «Тошнота». Большинство критиков называют «Тошноту» лучшим произведением Сартра.
Темы романа вполне типичны для философии экзистенциалистов – абсурд, одиночество, страх, фаталистичность, бессмысленность и иррациональность жизни, отчаяние… Еще одна из тем Сартра – свобода и связанные с нею трудности, но и надежды, ценность человеческого достоинства. Помимо других проблем в «Тошноте», эта – одна из главных.
Жан Поль Сартр и Симона де Бовуар. New York Times. 1946 год .
Некоторые критики называют «Тошноту» атеистическим Евангелием, потому что в романе показывается, что человек подсознательно не может выносить чужого страдания и унижения. Только все эти идеи обоснуются с атеистической точки зрения…
Роман представлен в виде дневника главного героя – Антуана Рокантена. С ним случилась неожиданная перемена, и Антуан хочет докопаться до ее сути. Дело в том, что на него временами находит Тошнота (именно Тошнота с большой буквы). Тошнота – это неожиданное осознание Антуаном мира таким, каков он есть. Вернее, таким, каким его осознает главный герой. Для него все бессмысленно, подвержено неизбежному тлению, отвратительно.
«Так вот что такое Тошнота, – говорит главный герой, – значит, она и есть эта бьющая в глаза очевидность? А я-то ломал себе голову! И писал о ней невесть что! Теперь я знаю: я существую, мир существует, и я знаю, что мир существует. Вот и все. Но мне это безразлично. Странно, что все мне настолько безразлично, меня это пугает. А пошло это с того злополучного дня, когда я хотел бросить в воду гальку. Я уже собрался швырнуть камень, поглядел на него, и тут-то все и началось: я почувствовал, что он существует. После этого Тошнота повторилась еще несколько раз: время от времени предметы начинают существовать в твоей руке».
Рокантен будто бы «подавился» действительностью, он старается не смотреть на людей и предметы, испытывая беспокойство, странные приступы тошноты.
Кстати, Корней Чуковский в статье «Навьи чары мелкого беса», посвященной роману Ф. Сологуба «Мелкий бес», заметил о Передонове (главном герое «Мелкого беса»): «Его, как и Сологуба, как некогда Гоголя, тошнит от мира». Таким образом, Чуковский употребил слово «тошнота» по отношению к жизни за 24 года до написания Сартром «Тошноты» – романа, признанного художественным выражением мироощущения экзистенциализма.
Герой романа одинок, он даже будто не причисляет себя к людям. Его собственная жизнь пуста, чужие жизни не имеют значения. Антуан не желает ни с кем общаться, одновременно и страдая от своего одиночества. Он полагает, что в абсурде жизни люди не в силах помочь друг другу.
Одиночество для Рокантена неразрывно связано со свободой. Человек проявляет свою свободу в судьбоносном выборе – выборе жизни и смерти, в наличии ответственности за все свои поступки. По выражению Сартра, «человек обречен на свободу».
«Свободный» Антуан ставит себя выше остальных людей, хотя и несколько завидует им. Он постоянно размышляет об абсурдности существования, не находя никакого смысла ни в прошлом, ни в настоящем, ни в будущем. В итоге он приходит к выводу, что все его существование бесполезно, а он в этом мире – «лишний». Этот вывод наталкивает его на мысль о самоубийстве. Но и такой поступок кажется Антуану не имеющим смысла. «Я смутно мечтал о своем уничтожении, чтобы ликвидировать по крайней мере одну из излишних экзистенций. Но моя смерть была бы также излишней. Излишним был бы мой труп, излишней – моя кровь на этих камнях, среди этих растений… я был лишним для вечности», – пишет главный герой.
И в итоге герой решает написать роман, историю, которая «должна быть прекрасной и твердой как сталь, такой, чтобы люди устыдились своего существования… Конечно, вначале работа будет скучная, изнурительная, она не избавит меня ни от существования, ни от сознания того, что я существую. Но наступит минута, когда книга будет написана, она окажется позади, и тогда, я надеюсь, мое прошлое чуть-чуть просветлеет».
Такое вот спасение от Тошноты по рецепту Ж.-П. Сартра.
Разные исследователи по разному называют Сартра. Так, например, философ Хайдеггер считал Сартра более писателем, чем философом, а писатель Набоков, наоборот, скорее философом, чем писателем. Но помимо этого Сартр – еще и психолог, с чем в настоящее время никто даже не берется спорить. Такое современное направление, как экзистенциальное психология и психотерапия, во многом восходит к его представлениям о природе и назначении человека. «Очерк теории эмоций» Сартра (1940 год) – один из наиважнейших психологических трудов на эту тему. Идея Сартра о том, что большинство людей видят себя такими, какими воспринимают их окружающие, – весьма современна. Поэтому зачастую, как гласит один из знаменитых афоризмов Сартра, «ад – это другие».
источник
Роман построен по принципу дневниковых записей главного героя Антуана Рокантена, объездившего Центральную Европу, Северную Африку, Дальний Восток и уже три года как обосновавшегося в городе Бувиле, чтобы завершить свои исторические изыскания, посвящённые маркизу де Рольбону, жившему в XVIII в.
В начале января 1932 г. Антуан Рокантен вдруг начинает ощущать в себе изменения. Его захлёстывает некое неведомое до сих пор ощущение, похожее на лёгкий приступ безумия. Впервые оно охватывает его на берегу моря, когда он собирается бросить в воду гальку. Камень кажется ему чужеродным, но живым. Все предметы, на которых герой задерживает взгляд, кажутся ему живущими собственной жизнью, навязчивыми и таящими опасность. Это состояние часто мешает Рокантену работать над его историческим трудом о маркизе де Рольбоне, который был видной фигурой при дворе королевы Марии Антуанетты, единственным наперсником герцогини Ангулемской, побывал в России и, по всей видимости, приложил руку к убийству Павла I.
Десять лет назад, когда Рокантен только узнал о маркизе, он в него в буквальном смысле влюбился и после многолетних путешествий почти по всему земному шару три года назад решил обосноваться в Бувиле, где в городской библиотеке собран богатейший архив: письма маркиза, часть его дневника, разного рода документы. Однако с недавних пор он начинает ощущать, что маркиз де Рольбон ему смертельно надоел. Правда, на взгляд Рокантена, маркиз де Рольбон является единственным оправданием его собственного бессмысленного существования.
Все чаще и чаще его настигает то новое для него состояние, которому больше всего подходит название «тошнота». Она накатывает на Рокантена приступами, и все меньше и меньше остаётся мест, где он может от неё скрыться. Даже в кафе, куда он часто ходит, среди людей ему не удаётся от неё спрятаться. Он просит официантку поставить пластинку с его любимой песней «Some of these days». Музыка ширится, нарастает, заполняет зал своей металлической прозрачностью, и Тошнота исчезает. Рокантен счастлив. Он размышляет о том, каких вершин смог бы он достичь, если бы тканью мелодии стала его собственная жизнь.
Рокантен часто вспоминает о своей возлюбленной Анни, с которой расстался шесть лет назад. После нескольких лет молчания он вдруг получает от неё письмо, в котором Анни сообщает, что через несколько дней будет проездом в Париже, и ей необходимо с ним увидеться. В письме нет ни обращения, например «дорогой Антуан», ни обычного вежливого прощания. Он узнает в этом её любовь к совершенству. Она всегда стремилась воплощать «совершенные мгновения». Некие мгновения в её глазах обладали скрытым смыслом, который надо было «вылущить» из него и довести до совершенства. Но Рокантен всегда попадал впросак, и в эти минуты Анни его ненавидела. Когда они были вместе, все три года, они не позволяли ни единому мгновению, будь то моменты горести или счастья, отделиться от них и стать минувшими. Они все удерживали в себе. Вероятно, и расстались они по обоюдному согласию из-за того, что груз этот стал слишком тяжёл.
В дневные часы Антуан Рокантен часто работает в читальном зале бувильской библиотеки. В 1930 г. там же он познакомился с неким Ожье П., канцелярским служащим, которому дал прозвище Самоучка, потому что тот проводил в библиотеке все своё свободное время и штудировал все имеющиеся здесь книги в алфавитном порядке. Этот Самоучка приглашает Рокантена пообедать с ним, ибо, судя по всему, собирается поведать ему нечто очень важное. Перед закрытием библиотеки на Рокантена вновь накатывает Тошнота. Он выходит на улицу в надежде, что свежий воздух поможет ему от неё избавиться, смотрит на мир, все предметы кажутся ему какими-то зыбкими, словно обессилевшими, он ощущает, что над городом нависла угроза. Насколько хрупкими кажутся ему все существующие в мире преграды! За одну ночь мир может измениться до неузнаваемости, и не делает этого только потому, что ему лень. Однако в данный момент у мира такой вид, будто он хочет стать другим. А в этом случае может случиться все, абсолютно все. Рокантену чудится, как из маленького прыщика на щеке ребёнка вылупляется третий, насмешливый глаз, как язык во рту превращается в чудовищную сороконожку. Рокантену страшно. Приступы ужаса накатывают на него и в своей комнате, и в городском саду, и в кафе, и на берегу моря.
Рокантен идёт в музей, где висят портреты известных всему миру мужей. Там он ощущает свою посредственность, необоснованность своего существования, понимает, что уже не напишет книги о Рольбоне. Он просто не может больше писать. Перед ним внезапно встаёт вопрос, куда же ему девать свою жизнь? Маркиз де Рольбон был его союзником, он нуждался в Рокантене, чтобы существовать, Рокантен — в нем, чтобы не чувствовать своего существования. Он переставал замечать, что сам существует; он существовал в обличье маркиза. А теперь эта накатившаяся на него Тошнота и стала его существованием, от которого он не может избавиться, которое он принуждён влачить.
В среду Рокантен идёт с Самоучкой в кафе обедать в надежде, что на время сумеет избавиться от Тошноты. Самоучка рассказывает ему о своём понимании жизни и спорит с Рокантеном, уверяющим его в том, что в существовании нет ни малейшего смысла. Самоучка считает себя гуманистом и уверяет, что смысл жизни — это любовь к людям. Он рассказывает о том, как, будучи военнопленным, однажды в лагере попал в барак, битком набитый мужчинами, как на него снизошла «любовь» к этим людям, ему хотелось их всех обнять. И каждый раз, попадая в этот барак, даже когда он был пустым, Самоучка испытывал невыразимый восторг. Он явно путает идеалы гуманизма с ощущениями гомосексуального характера, Рокантена вновь захлёстывает Тошнота, своим поведением он даже пугает Самоучку и остальных посетителей кафе. Весьма неделикатно откланявшись, он спешит выбраться на улицу.
Вскоре в библиотеке происходит скандал. Один из служителей библиотеки, давно следящий за Самоучкой, подлавливает его, когда тот сидит в обществе двух мальчуганов и гладит одного из них по руке, обвиняет его в низости, в том, что он пристаёт к детям, и, дав ему в нос кулаком, с позором выгоняет из библиотеки, грозя вызвать полицию.
В субботу Рокантен приезжает в Париж и встречается с Анни. За шесть лет Анни очень пополнела, у неё усталый вид. Она изменилась не только внешне, но и внутренне. Она больше не одержима «совершенными мгновениями», ибо поняла, что всегда найдётся кто-то, кто их испортит. Раньше она считала, что существуют некие эмоции, состояния: Любовь, Ненависть, Смерть, которые порождают «выигрышные ситуации» — строительный материал для «совершенных мгновений», а теперь поняла, что эти чувства находятся внутри неё. Теперь она вспоминает события своей жизни и выстраивает их, кое-что подправляя, в цепочку «совершенных мгновений». Однако сама она не живёт в настоящем, считает себя «живым мертвецом». Надежды Рокантена на возобновление отношений с Анни рушатся, она уезжает в Лондон с мужчиной, у которого находится на содержании, а Рокантен намерен насовсем переселиться в Париж. Его все ещё терзает ощущение абсурдности своего существования, сознание того, что он «лишний».
Заехав в Бувиль, чтобы собрать вещи и расплатиться за гостиницу, Рокантен заходит в кафе, где прежде проводил немало времени. Его любимая песня, которую он просит поставить ему на прощание, заставляет его подумать о её авторе, о певице, которая её исполняет. Он испытывает к ним глубокую нежность. На него словно бы находит озарение, и он видит способ, который поможет ему примириться с собой, со своим существованием. Он решает написать роман. Если хоть кто-нибудь в целом мире, прочитав его, вот так же, с нежностью, подумает о его авторе, Антуан Рокантен будет счастлив.
источник
Главный герой произведения Антуан Рокантен ведет дневник, с помощью которого он надеется докопаться до истины, разобраться в изменениях, происходящих в мире и в нем самом. Осознание мира дается герою нелегко, его постоянно преследует тошнота. Это реакция на окружающих людей и город, в котором он обитает. Рокантен не считает себя частью социума, он часто наблюдает за людьми, видит их пустыми и жалкими. О себе он не лучшего мнения. Антуан думает о людях, которые спешат на работу, а самому ему спешить некуда: у него нет ни графика, ни расписания. Он свободен, но эта свобода его угнетает, мучает. Он завидует страдающей от горя женщине, потому что та испытывает настоящие чувства. Лицо же Антуана не выражает ничего, оно лишено эмоций.
Рокантен мечтает о настоящей, полной приключений жизни. Несколько лет назад он побывал во многих странах, а потом поселился во французском городке Бувиль, чтобы написать книгу об одном историческом персонаже. В библиотеке Бувиля хранятся документы, содержащие сведения о маркизе, а также его письма и дневники. Однако приступы тошноты мешают ему сосредоточиться над своим произведением. Когда-то персона маркиза де Рольбена всецело поглотила Антуана, но со временем маркиз ему надоел. Все чаще на него накатывает тошнота. Вскоре осталось мало мест, где Антуан может укрыться от неприятных ощущений, которые его преследуют. От тошноты спасает только любимая музыка в кафе, которое он часто посещает.
Главный герой мало общается с людьми, ему не с кем поговорить, не с кем поделиться своими мыслями. Все это приносит Антуану страдания, однако он не спешит обзавестись друзьями, а оберегает свое одиночество. Однажды в библиотеке Антуан познакомился с Самоучкой, который решил прочесть все книги по алфавиту. Но их взгляды на жизнь совершенно противоположны. Самоучка видит смысл жизни в любви к людям, он обожает все человечество, Антуан же считает жизнь лишенной всякого смысла. От горячих споров на эту тему Рокантена еще больше одолевает тошнота. Вскоре Самоучку с позором выгоняют из библиотеки за приставания к гимназистам.
С тех пор как Антуан начал испытывать приступы тошноты, его часто посещали мысли об Анни, его прежней любви. Они не виделись много лет, и вдруг Анни назначает ему встречу в Париже. Письмо любимой женщины несколько взволновало Рокантена, он с нетерпением ждет свидания. Но Анни сильно изменилась, и Антуан с тоской и разочарованием осознает, что прошлого уже не вернуть. Герой надеялся спастись с помощью возлюбленной, но оказалось, что спасать нужно ее саму. И хотя они оба считают себя «живыми мертвецами», возобновить отношения не получается. Тем более, что у Анни есть другой мужчина. Рокантен страдает от одиночества еще больше, его вновь мучают приступы тошноты. Он намерен навсегда переехать в Париж.
Со временем Антуан приходит к выводу, что он лишний на этой планете, он бесполезен и всерьез задумывается о самоубийстве. Но смерть лишнего человека неизбежно приведет к появлению лишнего трупа. Выход из тупика приходит неожиданно. Перед отъездом в Париж Антуан посещает кафе и просит поставить любимую песню. Она навевает нежность, и Рокантен понимает, что он должен написать роман, создать нечто потрясающее. Если читатели будут испытывать такую же нежность к его произведению, значит, в его жизни был смысл. Вместо скучной биографии исторического персонажа, он напишет роман о маркизе де Рольбоне, прекрасный и гармоничный.
Книга учит тому, что человеческая жизнь может быть полна абсурда, страха, отчаяния и безысходности, но со всем этим человек может справиться. Не следует жить прошлым. Жизнь имеет смысл и очень важно его найти. Чтобы стать по-настоящему свободным и счастливым, нужно действовать, нужно творить.
Можете использовать этот текст для читательского дневника
Густав Ашенбах — известный немецкий писатель — вышел на прогулку после долгого рабочего дня. Ему необходимо было пройтись и развеяться. Он проехал на трамвае несколько остановок. Затем писатель прошёл мимо ресторана, но увидев там множество посетителей
Гауф – немецкое имя, но благодаря творчеству Вильгельма Гауфа, оно стало фамилией. После смерти этого великого человека остались не только 3 сборника сказок, но и несколько его поэм и романов
Как-то раз рассказчик решил предложить своему молодому соседу Ардалиону сходить на охоту за тетеревами, тот согласился, предварительно попросив заехать на место вырубки леса в его поместье, которое он получил в наследство от своей тетушки
Действие пьесы начинаются в доме Прозоровых. Младшей из трех сестер, Ирине, исполняется двадцать лет. На праздник приглашено множество гостей, в том числе брат Андрей, подполковник Вершинин, Кулыгин
Действие происходит в банке, где управляющим был Кистунов, мучающийся внезапным приступом подагры. Несмотря на сильные боли, высокую температуру тела и дрожь, Кистунов решил отработать положенное время в банке.
источник
Повременим с ответом и проследим за тем, что происходит в жизни Рокантена. В первые несколько дней, отраженных в дневнике, он, превозмогая свое равнодушие, пытается работать над биографией маркиза. Но работа не клеится, у Рокантена нет к ней никакого интереса и, в конце концов, он записывает в дневнике: “Маркиз де Рольбон мне смертельно надоел” . Антуан бросает свою работу и больше к ней не возвращается. Но это не приносит герою удовлетворения, ибо он испытывает Тошноту. Тошнота – это отнюдь не метафора, это физиологическое ощущение душевного неспокойствия, накатывающееся на героя в самые неожиданные моменты. “Со мной что-то случилось, сомнений больше нет, — записывает он в дневнике. – Эта штука выявилась. как болезнь. Она проникла в меня исподтишка, капля по капле…” И непосредственное описание самой Тошноты: “Меня охватила Тошнота, я рухнул на стул, я даже не понимал, где я; вокруг меня медленно кружили все цвета радуги, к горлу подступила рвота…”
В чем причина ее появления? Может быть, ее источник в окружающей обстановке? Рокантен испытывает Тошноту в гостинице, в которой живет, на улице, в библиотеке, в музее, в кафе “Приют путейцев”, практически везде… Нет, дело не в месте. Скорее, в атмосфере происходящего. Всегда, когда Тошнота настигает героя, он находится в одиночестве (единственное исключение – эпизод во время ужина с Самоучкой, героем романа, символизирующем классическую фрейдовскую пустоту, мнимый «гуманизм» которого Рокантен презирает). Но это вовсе не означает, что между Тошнотой и одиночеством Сартр ставит знак равенства. Тошнота по Сартру – это предел отчаяния человека, не видящего смысла в собственном существовании. “У меня есть только мое тело, я – одинокий человек со своим одиноким телом. Я хотел одного – быть свободным,” – рассуждает Рокантен. В данном случае одиночество – предпосылка к свободе. Важно учитывать, что одиночество в экзистенциальном смысле – важнейшая категория свободы. Но что такое “свобода”? “Свобода – небытие”, — пишет Сартр. Разумеется, речь идет о внешней свободе, которая эфемерна и нереальна, свобода, которая никуда не ведет. Осознание этой свободы – Тошнота. “Бьющая в глаза очевидность”, — как пишет Сартр. Может ли Рокантен, праздный писатель, живущий на наследство, не обремененный никакими земными заботами, называть себя “несвободным”? Может. И именно эта “очевидность” и делает его несвободным. Лишенных связей с чем бы то ни было, он острее чувствует мир, окружающий его. Тошнота – как физиологическая реакция тела – последнего барьера, разделяющего хрупкий внутренний мир от опасного и огромного внешнего. Это первобытное одиночество в борьбе со стихией. Чтобы обрести полноценную свободу, герою не надо избавляться от одиночества, хотя именно так он сначала и считает, ему необходимо найти оправдание своему существованию. Но очень сложно добиться этого, испытывая Тошноту, ведь Тошнота – это, помимо всего прочего, и презрение к предметам, к природе, к окружающим людям. Чтобы убедиться в справедливости нашего предположения, посмотрим на Бувиль глазами Рокантена: оживающая к ужасу героя архитектура враждебного города, в котором нет ни одной прямой улицы; природа, зеленым спрутом вползшая на площади и захватившая их своими длинными липкими щупальцами; толпы ничтожных людей, которые живут в этом городе, ни о чем не догадываясь .
Антуан Рокантен свободен, используя метафизическую терминологию Альбера Камю, от всего, но ни для чего. Это “ни для чего” и есть причина Тошноты. “У меня самого никаких неприятностей, я богат как рантье, начальства у меня нет, жены и детей тоже; я существую – вот моя единственная неприятность…”
Чувства, которые испытывает герой, оказавшийся в чуждой ему реальности (а любая реальность в концепции романтического экзистенциализма Сартра чужда человеческому духу), усиливаются убийственной по силе рефлексией, которой изнуряет себя Антуан (это подтверждает любая страница из его дневника). Единственное спасение от Тошноты – уход в глубину собственного “я”, а значит, Тошнота – это еще и невозможность адекватно реагировать на среду, это патологическое отчуждение, отпугивающее окружающих людей.
Абсолютно безрадостными выглядят перспективы героя, одержимого подобной “болезнью”. Он и сам ничего не ждет от жизни, отводя себе роль “критического созерцателя”, бесцельно слоняясь по Бувилю целыми днями.
Вероятно, ничего бы не изменилось, если бы он не получил письма от Анни. Она – женщина, которая была ему очень близка, с которой он не виделся уже четыре года и от которой все это время не имел никаких вестей. Она проездом будет в Париже. С абстрактным предвкушением “нового”, чего-то, что разрушит будничную бессмысленность жизни, ждет Рокантен ее приезда. За пару дней до этого он решает окончательно покинуть Бувиль.
Их встреча и разговор, произошедший между ними – ключ к пониманию романа.
Прежде всего стоит отметить разительное сходство Анни и Антуана. Несмотря на то, что ее речь кажется быстрой и легкой, она “постарела”, “двигается грузно”, “в свете лампы…похожа на старуху”. То же самое Рокантен отмечал ранее, говоря о себе. Впрочем, подобные сходства, которые у Сартра не могут быть случайными, не добавляют их разговору непринужденности. “Последнее слово застревает у меня в горле. Сейчас она рассердится… И прежде, когда я встречался с Анни после перерыва, пусть мы не виделись всего сутки, пусть это было на утро после сна, я никогда не умел найти слов, каких она ждала, какие подходили к ее платью, к погоде, к последним фразам, которыми мы обменялись накануне…” – пишет Антуан в своем дневнике. В этом чувствуется какая-то обреченность. Разговаривают два близких человека, и этот разговор при вполне обычных обстоятельствах дается им так тяжело. Не стоит ли за этим неспособность одного человека понять другого?
Они еще некоторое время обмениваются бессодержательными репликами, и вдруг Анни заявляет: “Я живой мертвец…Больше никто и ничто не сможет внушить мне страсть… Теперь я живу в окружении моих усопших страстей” .
Понятно, что подобные ее высказывания не могут не взволновать Рокантена, ведь то же самое он может сказать и о себе. Но как, как ей удается жить, осознавая все это? Вот какой вопрос мучает Антуана.
И Анни посвящает его в тонкости своей теории “выигрышных ситуаций” и “совершенных мгновений”. Суть ее заключается в том, что в прошлом человека находится какая-нибудь ситуация, которая радует его в настоящем. Несколько подобных ситуаций из прошлого составляются в ряд – и получается целая история, которую можно сотни раз проигрывать в своем уме, воскрешая в себе “умершие страсти”.
Анни вновь уезжает, и герой остается в одиночестве. Но что-то в нем изменилось. Пока еще неизвестно что, но Тошнота к нему не возвращается.
В последний день своего пребывания в Бувиле, прощаясь со всеми знакомыми, Рокантен заходит в кафе “Приют путейцев” и слышит свою любимую песню. В этот момент он понимает все.
Музыка (творчество) указала ему дальнейший путь. Идеи Анни нашли свое воплощение самым неожиданным образом. В конце концов, для того, чтобы воскрешать в себе давно остывшие страсти, их нужно пережить.
Нужно что-то создать в настоящем для того, чтобы в будущем было чем оправдать свое существование посредством воспоминаний из прошлого (экзистенция возможностей бытия, по терминологии Мартина Хайдеггера). “Не могу ли я попробовать?” – спрашивает себя Рокантен.
Он начнет писать книгу — роман, но не исторический. Своей ошибкой считает Антуан попытку воскрешения маркиза де Рольбона: ему нужно воскресить себя. Воскресить для того, чтобы не тяготиться бременем собственного существования. Такая ситуация в философии называется экзистенцией возможного бытия: герою требуется не просто бытие — ему бытийно важна определенная актуализация (в случае с Антуаном Рокантеном – написанная книга).
Рокантен уезжает из Бувиля и приступает к работе. К работе, которая наконец-то сделает его свободным. Свободным для примирения с самим собой посредством творчества. Концепт «творчество» в системе экзистенциализма Сартра – вообще универсальный модуль достижения свободы. Ведь только в творчестве Творец, укрываясь от эсхатологической «бьющей в глаза очевидности», возлагает на себя бремя ВСЕЙ ответственности. Заметим, что, мучаясь в припадках Тошноты, Рокантен никого не винит в этом, разве что себя. Это типично сартровский момент: человек несет ответственность не только за свои беды, дела и поступки, но и за весь мир вообще (см. Сартр, “Дьявол и Господь Бог”). Кстати, это пересекается и с гуманистической философией того времени. “Если вы едите пересоленный суп, глупо ругать продавца или производителя соли за то, что она невкусная,” – писал Сартр, который среди первых экзистенциалистов называл Иисуса Христа (неслучайно эта же параллель у Камю в “Постороннем”), учившем брать все на себя и искупившем своей смертью грехи всех людей. Конечно, Рокантен – не Христос, но он так же действует в одиночку. И то, что Антуан Рокантен, индивидуалист по натуре, по ходу всего романа предоставлен сам себе, в конечном счете, и помогает ему после долгих исканий найти единственный выход из сложного психологического лабиринта, имя которому – Тошнота. Начав писать роман, он берет на себя обязательство, теряя внешнюю – иллюзорную, как гуманизм Самоучки, свободу, т.е. его “небытие” становится бытием. Внутренняя же свобода достигается посредством творчества, в котором он – Антуан Рокантен – Творец, от хода мысли которого зависит абсолютно все.
источник
При покупке в этом магазине Вы возвращаете на личный счет BM и становитесь претендентом на приз месяца от BookMix.ru!
Подробнее об акции
«Среди этих веселых и здравых голосов я один. Парни вокруг меня все время говорят друг с другом, с ликованьем обнаруживая, что их взгляды совпадают. Господи, как они дорожат тем, что все думают одно и то же.»
Тошнота – это суть бытия людей, застрявших «в сутолоке дня». Людей – брошенных на милость чуждой, безжалостной, безотрадной реальности.Тошнота – это невозможность любви и доверия, это – попросту – неумение мужчины и женщины понять друг друга.Тошнота – это та самая «другая сторона отчаяния», по которую лежит Свобода.Но – что делать с этой проклятой свободой человеку, осатаневшему от одиночества? Обо всём этом и не только в книге Тошнота (Жан Поль Сартр)
Роман эпистолярного жанра французского писателя Жан-Поля Сартра, глашатая экзистенциализма как самостоятельного философского направления, представлен в виде дневника некоего Антуана Рокантена, молодого человека тридцати лет, живущего в вымышленном автором городке Бувиль.
Роман не богат на события и сконцентрирован, прежде всего, на внутреннем мире протагониста, описывающего свои ощущения, переживания и духовные поиски. Прибегая к помощи дневника, Рокантен задается целью описывать не ленту произошедших событий, а запечатлеть свое непосредственное восприятие окружающей действительности, рассмотреть все грани своего духовного кризиса, чтобы попытаться в нем разобраться. Таким образом, дневник напоминает не хронику событий, а некоего рода анамнез хронического психического расстройства, с которым герой не в состоянии справиться.
Рокантен пишет биографию некоего маркиза де Рольбона, делясь с читателем некоторыми фактами из его жизни, — ведь именно с этой целью он приехал в Бувиль, -слоняется целыми днями по улицам города, наблюдает за горожанами, захаживает в библиотеку, кафе «Мабли» и имеет достаточно формальную связь с хозяйкой заведения «Приют путейцев».
«Я ей не плачу, мы занимаемся любовью на равных. Она получает от этого удовольствие, а я освобождаюсь от приступов меланхолии, причины которой мне слишком хорошо известны».
Рокантен живет волком-одиночкой и, помимо хозяйки, с которой у него установлены исключительно плотские отношения, не ищет себе общества:
«А я живу один. Совершенно один. Не разговариваю ни с кем и никогда; ничего не беру, ничего не даю. Самоучка не в счет».
Самоучка является единственным знакомым Рокантена, который временами составляет последнему компанию. Свое прозвище он получил из-за того, что целыми днями проводит в библиотеке и занимается самообразованием. Он очень обходителен и даже раболепно услужлив с главным героем, внимает каждому его слову, пытаясь нащупать в нем что-то, что могло бы их сблизить. Но Рокантен старательно держит дистанцию, в душе относясь к Самоучке достаточно пренебрежительно и даже брезгливо, при этом сохраняя холодно-вежливый тон. Видимо, Рокантен, при всем стремлении к одиночеству, все таки боится остаться совсем одному и нуждается хоть в каком-то в обществе, чтобы иметь возможность забыться от своей хронической ипохондрии.
Самоучка является противоположностью главного героя. Он проповедует идеи гуманизма, пытается навязать мысль, что человеку необходимо любить окружающих, в то время как у Рокантена мировоззрение Самоучки вызывает лишь раздражение.
На вопрос последнего о том, является ли он мизантропом, Рокантен уклончиво отвечает:
«Людей также невозможно ненавидеть, как невозможно их любить».
Этот является больше утвердительным, нежели отрицательным, ответом в пользу мизантропии, поскольку его отношение к людям либо сугубо безразличное, либо небрежно брезгливое. Герой откровенно лукавит, пытаясь отрицать свое человеконенавистничество. Он постоянно пытается противопоставить себя обществу и не признает никаких стереотипных формул счастья мещанского мироустройства.
«Каким далеким я чувствую себя с вершины этого холма. Словно я принадлежу к другой породе».
В своем антагонизме он доходит до того, что отрицает даже ценность семьи:
«Мне противно думать, что я снова увижу их тупые, самодовольные лица. Они составляют законы, сочиняют популистские романы, женятся, доходят в своей глупости до того, что плодят детей».
Рокантен завидует счастью обычных людей, так как не смог построить своего и одарить своим счастьем других. Не смог завести счастливой семьи, родить желанных детей. Он не знает ЧТО это и ему кажется, что это глупо, бессмысленно и все, что ему остается, это уподобится уличной собаке, которая хочет облаять каждого прохожего.
На страницах романа Рокантен упоминает про несложившиеся отношения с девушкой Анни, с которой он расстался несколько лет назад. В конце дневника он описывает, как они встречаются вновь, но лишь для того, чтобы снова расстаться. Анни для Антуана – это Альтер-эго в женском обличии, которая разделяет многие его противоречия, но, увы, также как и Антуан, слишком поглощена своей душевной пустотой и дисгармонией, которая, также как и Антуану, мешает ей любить. Ибо любить – это значит забыться в другом. Любить значит отдавать себя другому без остатка. Им же отдавать нечего. Они этого не умеют.
Краеугольным камнем невроза протагониста является навязчивая идея о том, что существование, как мира в целом, так и его собственное, совершенно бессмысленно. Вместо того чтобы признать ограниченность собственного сознания и восприятия в познании причинно-следственных связей Вселенной, Рокантен берет на себя роль бунтовщика, ставшего выше законов Вселенной. Он заявляет, что в мире царит хаос и случайность. В таком мире он чувствует себя лишним. Он лишен всякой точки опоры.
«Теперь я знаю: я существую, мир существует, и я знаю, что мир существует. Вот и все. Но мне это безразлично. Странно, что все мне настолько безразлично, меня это пугает»
Его ангедония, потеря вкуса жизни, привела Рокантена к специфическому внутреннему переживанию, которое он окрестил Тошнотой. Она проявляется в обострении восприятия вещей, когда кажется, что все вокруг существует слишком навязчиво, слишком ярко, слишком интенсивно. Когда окружающая действительность как бы давит со всех сторон. Когда вещи, предметы, люди теряют свои названия, ярлыки и предстают перед героем якобы в их исконном виде. И переживаются такие моменты героем крайне болезненно.
То, что испытывает Рокантен схоже с Сатори, вывернутого наизнанку. Некое западное патологически деформированное «просветление», при котором человек не «растворяется» в окружающем мире, чувствуя с ним тотальное соединение, а ощущает острое отторжение собственной личности со стороны «враждебной» Вселенной.
Еще одна проблема лирического героя заключается в том, что он отдается своей меланхолии чересчур самозабвенно, впадая в самолюбование. Таким образом, подсознательно его устраивает его внутреннее состояние, и он не намерен чего-то изменять в своей жизни. Он вынес конечный вердикт окружающему миру без права на сомнение. Экзистенциализм Рокантена обращается в неутешительный психический диагноз, который уже вряд ли подлежит лечению. Духовный поиск преобразовался в духовный тупик.
К концу романа Рокантен, казалось бы, нащупывает некоторую опору для существования (написать вместо биографии роман о маркизе де Рольбоне), но она является не более чем эскапизмом, паллиативом, которая не примирит героя с окружающей действительностью, а даст сомнительный шанс на время убежать от окружающей «бессмысленной» действительности.
источник